Эмиль Офин - Фронт[РИСУНКИ К. ШВЕЦА]
Внезапно запищал зуммер полевого телефона. Я схватил трубку. С другого конца провода ответили: «Докладывает пост номер один. Вижу двух мотоциклистов. Следуют в вашем направлении. За ними — никого. Моя видимость — километра три». Я приказал продолжать наблюдение.
В морозном воздухе уже слышалось потрескивание мотоциклов. Через некоторое время на белой дороге показались две черные точки.
Мотоциклисты двигались на близком расстоянии друг от друга. Я приказал Павлу выстрелить по переднему мотоциклисту. Второго велел Михаилу взять живым.
Треск моторов придвинулся.
И вот, братцы, щелкнул выстрел: передний мотоциклист выпустил руль и вместе с машиной грохнулся на дорогу, второй с ходу наскочил на него и этаким турманом вылетел из седла далеко в сторону.
Михаил уже был на дороге. Он схватил мотоциклиста и рывком поставил на ноги.
Я думал, пленный упадет на колени или что-нибудь в этом роде. Ничего подобного. Он только потер бока и вдруг доложил:
«Я не есть фашист. Я есть шестный немец. Я не же-лайт война, я желайт работать свой страна…»
Ну, а я сразу оборвал его:
«Прекратить болтовню! Откуда вы знаете русский язык?»
«Я есть до Гитлер немецкий комсомол унд штудирт русский книга. Я изучайт Ленин, знайт геноссе Эрнст Тельман».
Я внимательно оглядел немца. Это был крепкий белобрысый парень лет двадцати пяти. Бледно-голубые глаза его смотрели прямо.
«Ваша фамилия, имя и должность?» — спрашиваю.
Он опустил руки по швам и щелкнул каблуками:
«Рядовой Вальтер Брук. Я есть при персональный конвой генерал-майор Эрик Герман фон Блютих».
Я почувствовал, как сердце прыгнуло в моей груди.
«Куда и зачем направлялись вы по этой дороге?»
Немец промолчал. Видимо, з нем боролись противоречивые чувства. Я объяснил, что у него только один способ остаться в живых — отвечать честно на мои вопросы.
Пленный прямо смотрел мне в лицо:
«Если я говорю военный тайна — меня стреляйт майор СС; если молчу — убивайт вы. — Он пожал плечами и даже, как мне показалось, усмехнулся. — Это есть как в один русский сказка про богатырь: налево идти — теряйт конь, направо идти — ломайт голова».
Эта выходка немца меня подкупила: шутить, когда тебе вот-вот могут свернуть шею, способен не каждый. Вижу, и Михаилу понравилось самообладание немца.
«В вашем положении, — говорю, — не приходится ставить условия. Только после того, как вы расскажете, что я потребую, я смогу решить вашу судьбу».
Немец продолжал смотреть мне прямо в лицо. Потом сказал:
«Альзо. Я делал рейс осмотреть этот дорога для поездка фон Блютих…»
«Куда направляется фон Блютих?» — спрашиваю.
«На Жихарефф».
«Зачем?»
«Это я не знайт».
«А как вы думаете?»
«Фон Блютих есть артиллерийский генерал от генеральный штаб. Я думайт, он едет объяснять немецкий армий новый сильный оружий».
Ответы немца совпадали с имевшимися у меня сведениями.
Тут Павел подходит, докладывает мне, что при убитом найдены документы на имя фельдфебеля Ганса Лемке, письма. И еще подает мне несколько колечек и серебряные серьги.
«Товарищ старший лейтенант, как прикажете поступить с трупом и мотоциклом?» — спросил Михаил.
Внезапная мысль осенила меня. Я повернулся к немцу:
«Что будет, если вы вернетесь к тем, кто вас послал, и доложите, что на дороге все спокойно?»
Он вздрогнул и поежился: может, этот парень представил себе свое возвращение и доклад эсэсовцу, начальнику охраны генерала.
«Майор все равно присылайт узнавать, что есть с Ганс Лемке».
«А если вы скажете, что Лемке случайно разбился, и проверка подтвердит это?»
«Тогда фон Блютих будет ехать этот дорога».
Я приказал увести пленного, подождал, пока они с Михаилом скрылись в лесу, и сделал радисту знак следовать за собой.
Когда час спустя мы возвратились, Брук сидел на поваленной сосне, держал в руке кисет Михаила, свертывая козью ножку. Рядом валялась пустая консервная банка. Как увидел меня, сразу отдал кисет, вытянулся, щелкнул каблуками.
Я сказал ему — медленно, внятно:
«Вальтер Брук, сведения, данные вами, достоверны. Возьмите вашу машину и уезжайте, вы свободны».
А немец поднял руки и отступил назад:
«Нет-нет! Я не желайт война, я желайт плен! Я прошу…»
«Молчать! Час назад вы говорили, что вы бывший немецкий комсомолец. Что это было, болтовня?»
Вижу, немец обиделся. Я раскрыл планшет, подал пленному карандаш и стал диктовать по-немецки:
«Я, рядовой Вальтер Брук, — поставьте, говорю, номер части и фамилию командира, — не желая более служить захватническим планам проклятого фашизма, добровольно отдаюсь в руки советского командования и сообщаю сведения, касающиеся генерала фон Блютиха и целей его командировки в связи с внедрением нового вида вооружения». Подпишите. Все.
Я вырвал листок, спрятал его и громко, чтобы все могли слышать, сказал по-русски:
«Если вы окажетесь предателем и меня убьют или возьмут в плен, этот листок попадет к вашему начальству; если мне удастся спастись, мое командование сумеет переправить этот документ в штаб вашей армии. И в том и в другом случае эта записка будет вашим смертным приговором».
Немец не дрогнул. Он только беззвучно шевелил губами. Так ничего и не сказал.
Я приказал Михаилу привести на дороге все в такой вид, будто человек и мотоцикл разбились о дерево. Потом подал Бруку его документы и документы убитого, велел вернуться к себе и рассказать там, что спутник его погиб, налетев на сосну. А когда я вручал немцу отобранные у него и у второго, убитого, автоматы, девушка предупредила: «Они заряжены!..» — но тут же успокоилась: в двух шагах за сосной стоял Павел, указательный палец его правой руки лежал на спуске снайперской винтовки.
В тишине леса раздался звук заведенного мотора.
Когда мотоцикл Брука скрылся из глаз, я приказал ребятам положить в карман убитого кольца и серьги, всем сойти с дороги, лишние следы уничтожить.
Утром следующего дня на дороге появились три мотоцикла. Мы затаились намертво. На переднем приехал Вальтер Брук. Из коляски последнего выпрыгнул молодой офицер в форме СС; он осмотрел тело Ганса Лем-ке, нашел у него в кармане серьги и кольца, спрятал их в свою рукавицу. Тот факт, что драгоценности оказались при погибшем, видимо, успокоил эсэсовца. Он еще покрутился около трупа и жестом приказал убрать его. Мотоциклисты оттащили убитого в чащу, на несколько метров от дороги. Искалеченный мотоциклет столкнули в канаву.
«Also, alles ist ganz ruhig {Итак, все спокойно.}, — сказал офицер и, усевшись в коляску, скомандовал — Zuriick!»{Назад!}. Они тронулись с места.
Вальтер Брук немного замешкался — его мотоцикл не хотел заводиться, — поглядел на лесную чащу и бросил на снег клочок бумаги.
Когда пост номер один донес, что все три мотоциклиста скрылись из виду, я разрешил принести записку.
В ней стояло: «Фон Блютих будет ехать «оппель-капитан», в штатская шуба, середина конвой».
Но ни в этот, ни на следующий день на дороге никто не появлялся. Зуммер полевого телефона молчал.
Снегопады прекратились, мороз крепнул. Он, черт его подери, добирался до нас даже в глубине подпола. Мы прямо-таки коченели. Особенно ночью. Продовольствие, что взято было на две недели, подходило к концу…
На третий день терпение у нас полезло по всем швам. Народ мой совсем заскучал. Стали мы строить всякие предположения. Девушка наша, загибая пальцы, начала прикидывать: эсэсовцы приезжали в пятницу, а суббота — предпраздничный день. Ну, а по воскресеньям гитлеровцы и вовсе никаким делом не занимаются. Сегодня понедельник, и они, наверно, уже выехали.
Эти слова приободрили ребят. Я взял, незаметно так, руку девушки и пожал, а она подозрительно взглянула на меня и нахмурилась. Говорит негромко:
«Товарищ старший лейтенант, у всех дневной рацион пищи уменьшен… кроме меня. Почему это?»
Я кивнул на Михаила: вот, мол, завхоз, с него и спрашивайте. Тот отвечает:
«Это общее решение. Ты же одна среди нас».
В это время раздался писк зуммера… Дождались наконец!
Машины приближались медленно. Впереди на мотоцикле ехал Вальтер Брук, за ним — автомобиль, сзади — два мотоцикла с колясками, а в колясках — пулеметы.
Я не стану описывать бой. Мы были хорошо к нему подготовлены, и он продолжался меньше минуты.
Эсэсовцы лежали там, где их настигла смерть. Вальтера Брука мы, конечно, не тронули. Он сидел на снегу, привалившись к своему мотоциклу.
В открытую дверку автомобиля высунулся белый носовой платок.
За ним появился мужчина в богатой хорьковой шубе и бобровой шапке.
Я покинул засаду и подошел к нему вплотную.
«Ваша фамилия и должность?»
Он пожал плечами:
«Их ферштее нихт».
